– Блюю я, Никита Сергеевич. Первый раз сегодня стрелял в живых людей вот так… глаза в глаза.

Мезенцев молчит, Литвинов тоже. Хрущев хмурится.

– Говори. Только коротко.

Я замечаю за ремнем брюк Хрущева какой-то импортный пистолет. Этот применит оружие без раздумий.

– А чего говорить то? Возьмите вон диктофон – я тыкаю пальцем на одного из телохранителей с Филипсом в руке – И послушайте пленку, что я случайно записал у Брежнева во время подготовки мемуаров. Только один, там не для всех информация.

– Ты проверил? – Хрущев переводит взгляд на главу своей охраны. Литовченко, молча, кивает.

1-й секретарь ЦК КПСС забирает диктофон и уходит. Мы стоим, ждем. Литовченко не выдерживает, дает команду позвать уборщиков. Приходят две пожилые женщины в серых халатах, с ведрами. Начинают швабрами убирать мое художество. Я краснею от неловкости, но они кажется и не к такому привыкли – спокойно убирают и также спокойно уходят.

Наконец, из двери выглядывает Хрущев. Он стал еще бледнее.

– Никифор Трофимович, зайди.

Литовченко уходит, мы продолжаем ждать. Еще четверть часа, возвращается глава охраны. Он мрачнее тучи, держит в руке пистолет.

Дает короткую команду сотрудникам – Верните товарищам оружие.

Телохранители удивленно переглядываются, но дисциплинированно передают нам наши ТТ. Я свой сую за ремень как Хрущев.

– Заходите, Никита Сергеевич ждет вас.

Мы входим вовнутрь небольшого зала, по периметру которого стоит мягкая кожаная мебель – кресла и диваны. На низких журнальных столиках лежат газеты и журналы, в том числе – зарубежные. Вижу даже англоязычную прессу. Есть в этом зале и небольшой открытый бар с бутылками и бокалами. А вот окон здесь нет.

– Товарищи – Литовченко мнется, оглядывается на Хрущева, который в прострации сидит в одном из кресел, поглаживая Филипс на коленях – В ближайшее время… Вы – охрана Никиты Сергеевича. До тех пор, пока я не вызову из Кремля резервную смену.

– Я хотел предложить то же самое – спокойно соглашается Мезенцев. – Только заберите у телохранителей и дайте нам автоматы. Предатель может открыть стрельбу – с одними пистолетами мы не отобьемся. Никита Сергеевич, нужно бы вызвать в аэропорт мобильную группу дзержинцев.

Хрущев не отвечает, сидит с застывшим взглядом. Я понимаю, что 1-й секретарь в ауте. Он уже не поглаживает Филипс – просто бессмысленно щелкает клавишами. Иду в бар, выбираю бутылку водки. «Московская особая» в экспортом варианте. Захватив стакан для минералки, направляюсь к Хрущеву. Скручиваю «Особой» голову, наливаю стакан до половины.

Перед тем как отдать стакан, сам прикладываюсь к бутылке. Водка огненной струей проваливается в желудок, я крякаю, пытаюсь восстановить дыхание. Из глаз льются слезы, но сразу становится легче.

Глядя на меня, Хрущев тоже прикладывается к стакану, выпивает «белую», не поморщившись.

– Что с зятем? – глава государства, наконец, оттаивает.

– Сердечный приступ. Сразу как услышал что на пленке.

– Дочка звонила из больницы, плакала. Врачи пока ничего не говорят.

– Никита Сергеевич – в наш разговор решительно вмешивается Мезенцев – Надо спешить. Пока полковник Литовченко разоружает смену, требуется по ВЧ позвонить Шорникову в Кремль и Корженко в дивизию Дзержинского. Павел Евсеевич должен срочно направить к нам усиленную роту и дать людей для ареста заговорщиков.

Я смотрю на Литвинова – у того глаза на лоб лезут. Он же так и не в курсе всего происходящего. Но парень держится молодцом.

Начинается суета. Литовченко уходит и почти сразу возвращается с автоматами. Мы с лейтенантом баррикадируем дверь, сдвигаем от стен диваны. Устраиваем несколько огневых точек, раскладываем на подлокотниках магазины с патронами. Водка ударяет мне в голову, возникает страстное желание «продолжить банкет».

Мужчины удивленно на меня оглядываются. Степан Денисович вертит пальцем в виска. Пожимаю плечами, замолкаю.

Хрущев под диктовку Мезенцева начинает названивать генералам, раздает ЦУ. Те уже знают о перестрелке в КГБ и сами догадываются о попытке переворота. Дальше я краем уха слышу тяжелый разговор Хрущева, с матом и криками, с Малиновским и некоторыми членами Президиума. Министр обороны судя по всему, до сих пор отказывается верить в заговор, но, тем не менее, срочно выезжает во Внуково. Как и Микоян с Косыгиным, как и Кириленко с другими членами Президиума…

Проходит полчаса. По условному стуку, мы пускаем внутрь Литовченко. Тот уже бронежилете, щегольские очки куда-то пропали. Прибыла резервная смена телохранителей, и мы сдаем им «пост». Наконец, спустя еще какое-то время раздается далекий шум моторов бронетехники.

– Товарищ 1-й секретарь – по-уставному обращается вошедший Литовченко к Хрущеву – Прибыла особая рота 1-го полка дивизии Дзержинского.

– Вот теперь повоюем! – зло скалится Никита – Так. Мезенцев, бери людей, два БТРа и езжай обратно на Лубянку. Банникову я все объяснил, к обеду Комитет должен быть под вашим полным контролем. Чтобы ни одна падла из команды Семичастного не шолохнулась! Не забудь поменять охрану в Склифе. Как только закончат оперировать Захарова и Семичастного – сразу мне сообщи.

– Надо бы еще на Гостелерадио Харламову позвонить – напоминает Мезенцев – Чтобы тоже сидели смирно.

Понятно. Начались «мосты, телеграфы, банки…». А заодно «Лебединое озеро» в телеэфире. Хотя… в этот раз, может обойдется без балета. Хрущев встает из кресла, начинает бодро прохаживаться по залу. Он словно заряжается энергией от происходящего вокруг, и теперь я в нем четко вижу настоящего лидера государства – решительного, быстрого на решения, настоящего бойца и незаурядную личность, способную крепко держать ситуацию в стране под контролем. Такой Никита мог арестовать Берию. Верю.

– Теперь ты, Русин – 1-й секретарь останавливается прямо передо мной. От него ощутимо попахивает водкой – Я ведь тебя так и не поблагодарил. А ты жизнь мне спас.

Я пожимаю плечами. Спасибо в карман не положишь. Но и наглеть не стоит.

Хрущев неловко меня обнимает, все, молча, смотрят.

– Спасибо, сынок, я этого не забуду.

Еще как забудешь. И не таких забывал! У забравшихся на вершину властной пирамиды лиц вообще резко проблемы с памятью начинаются. Жуков, сидящий сейчас под домашним арестом – яркий тому пример.

– Я не только вас спасал, Никита Сергеевич – решаюсь нарушить молчание. – Но и страну. Вы же столько для Союза сделали. А сколько еще сделаете…

– Я тебя не забуду, вот при товарищах говорю. Ты теперь в моей команде. А раз так – Хрущев хмурится – Закончи, что начал. Надо арестовать Шелепина и Брежнева.

Почему я? Таким вопросом я даже не задавался. Раз взялся менять историю – надо идти до конца. И потом: а кому еще Хрущев мог поручить аресты заговорщиков? Кому он может сейчас безоговорочно доверять? Мезенцев уехал брать под контроль Лубянку. Литовченко – охраняет первое лицо страны и контролирует аэропорт. Армия – вообще не понятно, на чьей стороне. Выжидают, поди – а ну как мятежные члены Президиума попробуют собрать Пленум ЦК и на законных основаниях снимут Никиту? Так что именно нам с Литвиновым выпала роль охотников. Сержанту запаса и лейтенанту КГБ.

Хрущев по ВЧ сделал несколько звонков, узнал, где сейчас находятся ключевые фигуры заговора. Шелепин на работе – в ЦК на Старой площади, Брежнев сидит дома. Потом во дворе аэропорта 1-й секретарь велел выстроить два взхвода дзержинцев. Выглядели бойцы в полной выкладке браво, лица суровые, сосредоточенные. К нам подошел капитан Северцев, представился, отдал честь.

– Капитан? – хмыкнул Хрущев – Выполнишь задание, завтра станешь майором. Усек, Северцев?